Стелла Астрова

1. Леонидович

Михаил Леонидович Анчаров и мой отец, Аркадий Павлович Астров, были друзьями детства. Отец жил до войны в Харькове, а Михаил порой навещал там своих родственников.

После войны, в начале 60-х, они нашли друг друга. Оба уже были людьми известными, каждому едва за сорок. 'Золотой дождь' Анчарова уже опубликован в журнале 'Москва', а 'Теория невероятности' продолжает печататься в 'Юности'. Голос Анчарова узнаваем и любим: у многих поклонников авторской песни хранятся магнитофонные записи с балладами барда.

Астров — любимец публики, ведущий актёр русской труппы Государственного театра юного зрителя Латвийской ССР, куда в 1947-м году он был направлен после окончания Ленинградской театральной студии Нового Театра (ныне — Санкт-Петербургский академический театр имени Ленсовета). Астров к тому времени — уже легенда студенческой молодёжи, с 63-го года — основатель и режиссёр Молодёжного поэтического Театра при Доме культуры Латвийского республиканского Совета профсоюзов.

Моя первая память о Михаиле Анчарове — талантливом друге моего талантливого отца — лето 1966 года. Наша семья жила в старинном доме югендстиль на рижской улице Аусекля. (Позже в романе 'Самшитовый лес' Михаил напишет: 'Сапожников успел к десяти, как договорились, на угол улицы Аусекля и даже купил в киоске пачку аэрофлотовских карточек-календарей для московских знакомых'.)

Отец давно приглашал Михаила погостить у нас в Риге. И вот свершилось: отец поехал на вокзал встречать друга. Я ожидала дома и тренировалась в произношении его нелёгкого, как мне казалось, отчества: Леонидович, Леонидович, Леонидович... Наконец в прихожей раздались голоса.

Михаил был первым человеком в моей жизни, который обратился ко мне, 12-летней девочке-подростку, 'на Вы'. Я потеряла дар речи.
— Здравствуйте, Михаил Леонидович, — пробормотала я, придя в себя.
— Пожалуйста, давайте без отчеств. Просто по имени, — ответил он и объяснил, что перейдёт 'на ты', только когда я вырасту и тоже смогу обращаться к нему 'на ты'.
— Это будет по-честному, — сказал он. И добавил: — Отношения должны быть справедливыми.

Эта фраза стала для меня первым подарком папиного друга.

2. Агаша

В детстве у меня была мечта: явилась бы вдруг волшебница-фея и — унесла с урока физкультуры. Потому что смотрелась я тогда пышечкой, обтягивающая спортивная форма делала меня и вовсе безнадёжной толстушкой, и зловредные одноклассники наделяли меня обидными прозвищами. Боже, как я завидовала папиным коллегам — молодым актрисам-травести Рижского ТЮЗа! 'О, никогда мне не стать такой же стройной и гибкой, как эти девушки в образе мальчишек!' — переживала я и сторонилась всех — и сверстников, и взрослых.

Но приехал к нам в гости Михаил Анчаров. Позже я прочту его прозу и приму как откровение слова: 'Все люди одарены "жизнью"'. А тогда это был просто дядя Миша. Впрочем, слово 'дядя' тоже не прошло анчаровскую цензуру:
'Какой же я Вам дядя, барышня? Тогда я буду звать Вас тётей Стеллой. Пожалуйста, давайте без дядь и тёть. Я — Михаил, а Вы — Стелла'. Я согласилась, но про себя всё-таки продолжала называть его дядей Мишей.

Мама была на курорте, после ужина я пошла спать, а мужчины вдвоем остались за столом. Вдруг я услышала, что говорят обо мне, прислушалась. 'Чего это твоя Стеллка такая замкнутая?' — спросил дядя Миша. Папа ответил: 'Представляешь, она, красивая девочка, считает себя толстой. Ей бы на моей родине родиться, на Украине, она бы считалась писаной красавицей. А здесь, в Латвии, в моде худенькие, и её задразнили в школе'. 'Господи, Аркаша! — сказал гость, — у тебя столько книг по искусству! Покажи ей Рубенса, покажи Кустодиева. Она же почувствует себя вообще худышкой на фоне того буйства плоти'. И разговор повернул на другое.

Про буйство плоти я не очень поняла, но взяла фонарик и тихонько прошла в огромную папину библиотеку. Нашла те самые женские портреты. Затем закрылась в спальне, разделась и долго смотрела на себя в зеркало. С того дня всё на свете стало для меня меняться: я поняла, насколько разными бывают взгляды на красоту, и приняла себя такой, какая есть. И произошло чудо: я перестала бояться полноты, наоборот — начала бояться утратить это самое 'буйство плоти'. Удивительно: чем сильнее креп страх похудеть, тем тоньше я становилась. Воистину, чего боишься, то и притягиваешь. Это теперь мои бывшие насмешницы-одноклассницы, нынче тучные дамы, с трудом узнавая меня при встрече, спрашивают с завистью: 'Ты что, ничего не ешь?'
'Очень даже ем', — честно отвечаю я.

...Наутро мы втроём поехали в Юрмалу. Выйдя из электрички на первой же, ближайшей от Риги станции Лиелупе, мы спустились к морю, а потом долго-долго шли по пляжу. Друзья не могли наговориться, вспоминали своих харьковских друзей, делились творческими замыслами, читали друг другу стихи... Я чинно, по-дамски шла следом... Казалось, обо мне забыли... Отец, спохватившись, оборачивался:
— Доча, ты устала?
— Ага, — отвечала я.
— Проголодалась?
— Ага.
— Пошли в шашлычную?
— Ага.
С этих пор Михаил прозвал меня Агашей.

В студенческие годы я часто приезжала в Москву (все мамины родственники в ту пору были москвичами), приходила в гости к Анчарову — в дом на улице Чехова. В 1979-1980 годы я жила в Москве, ко мне несколько раз приезжал отец, и мы ещё чаще общались с папиным любимым другом. Он был радушным и внимательным, добрым и проницательным хозяином. Вот тогда мы перешли 'на ты'.

Но почему-то наиболее ярко запомнилась именно первая встреча. Эти воспоминания девочки-подростка. Впрочем, воспоминания — громко сказано. Штрихи, наверное...

3. Письма из прошлого

Совершенно неожиданно в феврале 2019-го года я получила подарок судьбы — письмо от москвича Виктора Шлёмовича Юровского — он хранит архив Михаила Анчарова. В соавторстве с Юрием Ревичем они написали книгу-биографию художника, писателя, драматурга и барда М. Л. Анчарова. Так я узнала о замечательном мемориальном сайте и с радостью вошла в фейсбук-группу 'Анчаровский круг'.
А разыскал Виктор Юровский меня потому, что в бережно хранимом им архиве нашлись письма моего отца к Анчарову, датированные 1966-м годом. Добрый человек Виктор Шлёмович отсканировал и прислал мне эти письма.
В одном из них отец писал: 'Хочется вдруг глотнуть кислорода дружбы, потому что только другу детства можно сказать всё, как себе самому, или помолчать с ним, как с самим собой'.

Читая эти письма, я поняла, насколько высоко мой отец ценил творчество своего друга и в 1966-м году всячески пытался познакомить с ним латвийских зрителей. Анчаровскую повесть 'Сода-солнце' он адаптировал для сценической постановки, а также приготовил режиссёрскую разработку для биографического телефильма и пытался организовать его съёмки на Латвийском государственном телевидении. К сожалению, задуманное застопорилось где-то в одном из чиновничьих кабинетов.

Среди присланных архивных писем меня ждало чудо. Это письмо самого Михаила Анчарова нашей семье, которое он написал в ноябре 1966-го года, запечатал в конверт и... почему-то не отправил, но сохранил. 'О, Стелла Аркадьевна, Вы совсем забыли меня. А это неправильно с Вашей стороны!' И ещё: 'Так и передай Стелле, что если я по кому всерьез соскучился, то это по ней. Я все помню, и очень полюбил эту курносую, и завидую тебе, Аркаша, и Наде'. Письмо дяди Миши нашло меня спустя полвека. Такое непросто осознать.

Я искренне уверена: когда человек талантлив, он талантлив во всём. Михаил Анчаров был одарён не только талантом художника, писателя, драматурга и автора-исполнителя песен. Он был мудрым, талантливым психологом, способным, сам того не подозревая, несколькими фразами изменить душевное состояние человека, его мироощущение, всю его жизнь.

28 марта 2019 года

Аркадий Павлович Астров. Сайт памяти

Стелла Аркадьевна Астрова. Персональный сайт